Правительство внесло в Госдуму законопроект о пробации — так называют систему подготовки заключенных к жизни на свободе. Проект готовили несколько лет; в итоговой версии “Ъ” обнаружил три вида помощи заключенным и освободившимся, а также «индивидуальные программы» и единый цифровой реестр. Разрабатывать их будет ФСИН, как и контролировать исполнение другими ведомствами. Эксперты считают пробацию «благом, необоснованно централизованным в руках ФСИН», и указывают, что главным критерием ее эффективности должно быть снижение числа рецидивов криминального поведения.
Подготовленный Минюстом проект пробации затрагивает темы психологической помощи заключенным, их социальной адаптации, помощи в образовании и трудоустройстве. Первая версия готовилась несколько лет и была представлена в апреле 2022 года. Затем ее отправили на доработку «с учетом поступивших предложений и мнений представителей научного сообщества, правозащитников и заинтересованных госорганов», заявили “Ъ” в департаменте законопроектной работы Минюста. Впрочем, итоговый текст «концептуальным изменениям не подвергся». В ноябре правительство утвердило законопроект и внесло в Госдуму. “Ъ” изучил документ.
«Полномочиями в сфере пробации» Минюст и правительство решили «наделить» одну из структур ФСИН — уголовно-исполнительные инспекции (УИИ).
Сейчас они занимаются «лицами, осужденными без изоляции от общества». Именно УИИ (и ФСИН в целом) будет координировать работу МВД, Минтруда и Минобрнауки по вопросам пробации. Пресс-служба ФСИН России не ответила на вопрос “Ъ” о том, почему именно УИИ займется адаптацией. Впрочем, ведомство сообщило, что в структуре ФСИН действует 81 учреждение УИИ «и 1348 их филиалов». У них на учете состоят более 486 тыс. человек (в том числе более 25 тыс. человек, освобожденных по УДО).
Еще весной Минюст предлагал три вида адаптации заключенных — и эта часть инициативы практически не изменилась. Так, пенитенциарная пробация распространяется на осужденных, приговоренных к принудительным работам и лишению свободы. Она предполагает «проведение социальной и воспитательной работы», «оказание психологической помощи» и «подготовку к освобождению». Отдельный раздел посвящен «восстановлению и укреплению социальных связей», которые необходимы «для формирования новой системы установок, норм и моральных ценностей». Для этого УИИ должна привлекать волонтеров, родственников и «иных лиц, имеющих положительное влияние» на осужденного. При необходимости будут помогать в поиске родных.
В этой части законопроекта говорится также про получение среднего профессионального образования, трудоустройство, открытие индивидуального лицевого счета, обеспечение бесплатным проездом из колонии и одеждой, а также единовременным денежным пособием.
Исполнительная пробация «применяется к людям в трудной жизненной ситуации». Это, например, осужденные «без изоляции от общества», освобожденные условно-досрочно, приговоренные к штрафу или получившие отсрочку от отбытия наказания. Также на исполнительную пробацию могут рассчитывать люди, совершившие преступление против половой неприкосновенности, если они при этом «страдают расстройствами сексуального предпочтения».
Меры реабилитации еще только предстоит разрабатывать ФСИН. В документе упоминаются психологическая поддержка, трудоустройство и образование, а также возможность привлечения НКО, религиозных и общественных объединений, научных и медицинских организаций.
Постпенитенциарная пробация — это адаптация «оказавшихся в трудной жизненной ситуации» после освобождения из колонии. Здесь Минюст мало конкретизирует меры поддержки, указывая лишь, что «срок применения не может составлять более одного года со дня начала реализации мероприятий». Сами «мероприятия» ФСИН должна разрабатывать «индивидуально».
Законопроект не конкретизирует, сколько человек в РФ сегодня нуждаются в той или иной форме пробации. По данным ФСИН, на 1 октября в местах лишения свободы находились 453 188 человек, в том числе 338 078 человек в исправительных колониях. Член президентского Совета по правам человека (СПЧ) Ева Меркачева, участвовавшая в разработке проекта Минюста, указывает, что рассчитать количество нуждающихся в пробации «очень сложно»:
«Делать выборку по тому, сколько заключенных не имеют жилья или семьи, неправильно. У человека может быть и то, и другое, но он при этом все равно социально не адаптирован, находится в колонии третий или четвертый раз».
По мнению госпожи Меркачевой, следует исходить из «необходимости пробации для каждого заключенного». Особенно для совершивших насильственные преступления или «преступления по бедности».
Проект Минюста привлекает к реабилитации заключенных не только ФСИН, но и МВД, Минтруд и Минобрнауки, обращает внимание руководитель исследовательских программ фонда «Общественный вердикт» (внесен в реестр иноагентов) Асмик Новикова. Так, МВД назначается «субъектом пробации» — оно должно будет помогать заключенным реинтегрироваться в общество. Но при этом МВД сохраняет и административный надзор за освободившимися. Как ведомство будет сочетать эти полномочия, закон не объясняет, говорит госпожа Новикова. А взаимодействие Минобрнауки с программой пробации ограничено общим, средним и профессиональным образованием. Высшего образования для заключенных пробация не предусматривает — оно доступно по заявлению в УИИ только для отбывших срок.
Полномочия Минтруда также ограничены: службы занятости могут подключиться к трудоустройству заключенного не ранее чем за девять месяцев до его освобождения. Госпожа Новикова называет этот раздел «несовременным». По ее мнению, заключенные уже сейчас могли бы работать удаленно — например, заполнять базы данных, верстать сайты, переводить тексты. В таком случае ФСИН могла бы помогать им искать работу и открывать лицевые счета для зарплаты. «Но ФСИН вместо этого заключает договор с каким-либо предприятием, куда поставляет рабочую силу. Или создает свое производство. В итоге осужденные работают на этом предприятии по расценкам ниже рыночных, а продукция реализуется уже по рыночным ценам — вот вам и сверхприбыль,— поясняет Асмик Новикова.— Это очень выгодная история. Возможно, поэтому службы занятости отодвинуты на этап постпенитенциарной пробации и поэтому их нет на этапе обычной пробации, во время нахождения заключенного в колонии. Видимо, шить рукавицы или заниматься случкой кролей — это более быстрый путь к успешной реинтеграции, чем навык заключенного самостоятельно искать работу, заключать договор, выдерживать обязательства». Также госпожа Новикова отмечает: согласно законопроекту, индивидуальная программа пробации будет длиться максимум год. Такой подход кажется ей странным: «А если за год ничего не изменится, что будет с человеком дальше?»
Законопроект отдельно закрепляет «гарантии охраны здоровья граждан», в том числе и медпомощь, что, по мнению госпожи Новиковой, является «безусловным плюсом». Другой такой плюс — «гарантии обжаловать действие и бездействие» госорганов, которые откажут заключенному в помощи или окажут ее в недостаточной степени.
Эксперт отдельно отмечает заявительный характер программы: человек может получить помощь в пробации только по его собственной просьбе, после заполнения заявления. Но если он не будет соблюдать условия программы, то после второго предупреждения его исключат. «В других странах за такое несоблюдение могут и оштрафовать. Так как государство потратило на заключенного ресурсы, которыми он не воспользовался,— говорит госпожа Новикова.— В этом смысле российский законопроект довольно гуманный».
Правозащитница подчеркивает, что инициатива направлена на решение «типичных проблем», с которыми сталкиваются заключенные после освобождения. Поэтому «в теории она должна стать общественным благом». «Но этот же проект необоснованно замыкает все на ФСИН и дает тюремной службе инструмент для манипуляции,— считает она.— Чтобы получить помощь, сначала нужно обосновать в заявлении, что у тебя действительно тяжелая жизненная ситуация. А во ФСИН оценят «индивидуальную нуждаемость» (критерии которой в проекте не прописаны.— “Ъ”) по собственной же методике. Легко представить, как в той или иной колонии человеку скажут: «Будешь так себя вести, не получишь доступа к программе пробации, к ее благам»».
В целом госпожа Новикова сомневается, что система ФСИН готова разрабатывать индивидуальные программы для социальной реабилитации заключенных. Bпрочем, источник “Ъ”, знакомый с разработкой законопроекта, уверяет, что специалисты системы пробации «должны будут обладать совершенно новыми компетенциями». «Для них планируется разработать специальные обучающие программы»,— уверен собеседник “Ъ”.
Эксперт рассказала, что в ряде регионов еще в середине 2000-х были открыты пилотные центры пробации. По ее словам, эксперимент выявил главную проблему — отсутствие коммуникации между уголовно-исполнительными инспекциями, администрацией колоний и службами соцпомощи или занятости.
В пояснительной записке к проекту действительно упоминаются несколько субъектов РФ. Так, утверждается, что в Башкирии с 2009 года действует закон «О социальной адаптации лиц, освобожденных из учреждений уголовно-исполнительной системы». Однако председатель республиканской Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Олег Галин заявил “Ъ”, что закон «исполняется формально и не достигает своей цели». По данным ОНК, в Башкирии около 70% бывших заключенных в возрасте от 30 до 50 лет совершают рецидив и повторно попадают в места заключения, «где им все привычно и есть крыша над головой».
Сейчас в Башкирии открыты пять центров социальной адаптации: два в Уфе, а также в Салавате, Октябрьском и Стерлитамаке. Однако, по словам Олега Галина, они работают по принципу «ночлежек», предоставляя койко-место посуточно. «В таких условиях какая может быть адаптация? В лучшем случае там работает прикомандированный психолог,— отмечает господин Галин.— Поэтому часто люди умышленно совершают преступления: легче вернуться в привычную среду, чем остаться на улице».
Открытие республиканского Центра пробации, который упоминается в пояснительной записке, было отложено из-за эпидемии коронавируса, говорит господин Галин. Впрочем, модель такого учреждения уже готова: по его словам, региональные минтруд и минфин подсчитывают необходимое финансирование. Заключенный сможет получить место в центре, если подаст заявление за полгода до освобождения. Заявку одобрят. Если человек «лишился жилья, потерял документы или отсидел большой срок». При этом находиться в центре можно будет всего месяц. Предполагается, что за это время специалисты восстановят человеку документы, найдут работу и помогут в поиске жилья.
Закон Тюменской области «О социальной адаптации» принят в 2011 году и направлен в первую очередь на снижение рецидивов, говорится в тексте документа. «Некоторых освобожденных по их желанию определяют в дома престарелых. Несовершеннолетним предлагают наверстать обучение, развить таланты»,— рассказал член адвокатской палаты Тюменской области Андрей Бекин. По его словам, в области созданы специальные центры для социализации отбывших наказание граждан: «Возле исправительной колонии №6 построено учреждение, где люди, которые ранее находились в условиях изоляции, живут, адаптируются к социальной жизни и доказывают, что могут быть в обществе,— ходят на обычную работу, возмещают ущерб потерпевшим».
В Красноярском крае, по данным сайта регионального министерства социальной политики, действуют четыре центра социальной адаптации лиц, освобожденных из мест лишения свободы. Они открыты в Красноярске, Канске, Ачинске и Минусинске. До сентября 2005 года центры подчинялись управлению Минюста по Красноярскому краю, а затем были переданы управлению соцзащиты администрации края.
В Кировской области закон о социальной адаптации заключенных действует с 2011 года, рассказал “Ъ” правозащитник Ярослав Михайлов. А с 2012 года, по его словам, в регионе реализуется подпрограмма «Содействие занятости осужденных и социальная адаптация лиц, освободившихся из учреждений уголовно-исполнительной системы». С того же года в регионе введены наблюдательные советы по вопросам адаптации. По словам правозащитника, в области созданы центры социальной адаптации — но он сомневается в их эффективности, поскольку «в стране фактически нет специальных органов и служб, целенаправленно занимающихся трудовым и бытовым устройством лиц, отбывших наказание в местах лишения свободы».
В Воронежской области центр социальной адаптации для бывших заключенных расположен в селе Костенки Хохольского района. Он рассчитан на одновременное проживание всего десяти человек, причем период адаптации — от трех до шести месяцев. В центре, по данным “Ъ”, людям помогают с поиском работы, учат работать на деревообрабатывающем производстве, предоставляют консультации психолога и священника.
В Ульяновской области, согласно сайту ФСИН, действуют четыре организации этого профиля. А комплексный кризисный центр принимает и бывших заключенных, рассказала “Ъ” министр соцзащиты региона Анна Тверскова. Всего в центре 25 койко-мест, срок проживания не более полугода. За этот период, по словам госпожи Тверсковой, люди успевают оформить все документы, найти работу. Тех, кто не в состоянии работать по инвалидности или возрасту, оформляют в дома-интернаты для престарелых и инвалидов.
Фонд «Независимость», по словам его учредителя и директора Максима Николаева, имеет десять мест для постоянного проживания бывших заключенных или лиц, оказавшихся в сложной ситуации. Два места из них — отдельная комната для женщин. Фонд оказывает помощь в поиске работы, оформлении и восстановлении документов, срок проживания в нем не ограничен, «пока человек не почувствует, что дальше сможет жить и работать самостоятельно». Господин Николаев заявил, что «Независимость» финансируется за счет пожертвований; проживающие граждане перечисляют часть средств из своего заработка — после того как найдут работу. Региональный уполномоченный по правам человека Сергей Люльков отметил, что жалоб по деятельности фонда к нему не поступало.
В Забайкалье действуют два центра пробации, общей вместимостью порядка 270 человек. Они работают на базе ГАУ «Социальный приют» минтруда Забайкалья и ГАУ «Сохондинский дом-интернат для престарелых и инвалидов».
Экс-глава ОНК по Санкт-Петербургу, член Общественной палаты РФ Александр Холодов заявил “Ъ”, что сейчас ФСИН всерьез готовится к полноценной работе в области пробации, увеличивает штат сотрудников и разрабатывает собственные инструкции. Однако прошлый опыт, по его словам, показывает, что «оценивать деятельность организаций, центров, служб, которые занимаются вопросами пробации, нужно по количеству заключенных-рецидивистов». Процент рецидивов в России господин Холодов оценил как «большой».